Ода собственному веку
Начальник паспортно-визовой службы Апанасенковского майор внутренней службы Наталья Ивановна Иваненко нашла время и транспорт, чтобы вручить главный жизненный документ одной необычной клиентке прямо на дому.
А необычность этой паспортовладелицы в том, что она готовится отметить свой 100-летний юбилей. Правда, не в ближайшие дни, а по весне. Но ведь и 99-летних посетителей в ОВД не так уж много.
Баба Даша, как и большинство местных жителей, из бывших кулаков. Дед ее Павло Харин когда-то десятком коров владел. Да еще кони были и верблюд. Потом не осталось ничего, кроме собственных мозолистых, как у батраков, рук.
Родилась Дарья Федоровна Харина в Дивном, а если точнее, на хуторе кулака Жолобова, в семи километрах от Дивного. Замуж вышла в соседнее село Приютное. Муж Виталий Ефимович Годин был человеком по тем временам образованным – Астраханский финансовый техникум окончил, экономистом в райпо работал. Жили не бедно, на удивление всем знакомым была в их доме и посуда необыкновенная - сервиз называется, и кастрюли расписные, и одевались Годины по тогдашней моде. Был Виталий Ефимович человеком не только грамотным, но и мастеровым. Портняжил довольно успешно, сам шил сапоги и чувяки (тапочки) из любого материала. Баба Даша, как ребенок, хвастается, показывая мне остатки того сервиза – свидетеля ее младых счастливых лет.
В сорок первом ушел муж на войну. Даша ждала ребенка. Зашлась в истошном крике молодица: почуяла бабьим чутьем, что не тетешкаться уж им вдвоем над колыбелью сына. Что будет сын - она тоже знала наверняка.
Дальнейшая их любовь осталась только в пожелтевших письмах. Сколько души вложил в каждую строчку офицер Виталий Годин! Кабы знала Даша грамоту, письма были бы еще нежнее и теплее. Читали их всей родней и плакали.
Сын Алешка в зыбке качался да вместо колыбельной те письма слушал. Дочке Вале два-три годика было. Она отцовские письма и сейчас хранит. Пожелтевшие листки с истлевшими уголками, где в каждой строчке “Дарьюшка” да “лапушка”, “детушки–кровинушки”. Ну и, конечно же, от каждого солдатского сердца почти что своя собственная поэтическая строка: “Жди меня, и я вернусь…”. Ругал немца, войну за то, что так перевернула налаженную жизнь.
В 1944-м пришла похоронка: Виталий Ефимович погиб в боях где–то на Орловско-Курской дуге. Почти через полвека внук Александр Пархоменко (он работает в пожарной части Апанасенковского ОВД) отыскал-таки в военных архивах документы, из которых узнал, что его дед похоронен в селе Новгородка Новгородской области и могила его значится под номером 231.
Вдовьи слезы – горькие слезы. Особенно когда в доме куча ребятишек – вечная и живая память о муже. Померкла радость в Дарьиных глазах. Трудилась, как вол, и дома, и на работе. Шутка ли, 35 лет в Приютном откухарила: и мешки тягала, и чаны пятиведерные. Жара, зной и вечно кипящая продукция - тоже непростое испытание.
В пятидесятых Дарья Федоровна вышла замуж за Кирилла Ковалева. Был он человеком мастеровым, трудолюбивым, года на четыре моложе ее. Вскоре родила сына Федю. Едва младенец начал ходить да говорить, а маме его и на пенсию пора. Так сказать, бессрочный декретный отпуск получился.
В Дивном дом Ковалевых выделялся среди прочих обилием диковинных цветов. Тетка Дарья любила раздавать всем знакомым удивительные по красоте букеты: еще и декоративной травкой его приправит, хоть слово “икебана” и не слышала отродясь, – совсем ведь неграмотная была.
Кстати, о грамоте. Уже пенсионеркой была, кто-то подсунул ей псалтырь. Она и раньше Бога почитала, но когда распахнула книгу, снизошло на нее такое огромное желание постичь силу печатных знаков, что Дарья могла забыть и о хлебе насущном.
Случалось, муж с работы придет, а она по слогам читает – обед забыла приготовить. Кирилл Федорович всяко – разные слова кричит, сердится, а ей хоть бы хны: строчку до конца дочитала, закладкой отметила и чего–нибудь мужу на скорую руку готовить. Он шумит, а она не обижается: такая гордость душу переполняет, что грамоте обучается.
Дальше – больше. Едва выучив старославянский шрифт, стала баба Даша сочинять стихи. Все больше на божественные темы. Родные да знакомые просто диву даются.
Как сама она рассказывает, оду своей жизни писала. Я листала тетрадные странички, на которых с усердием первоклашки и мудростью многострадального человека отображена вся бабдашина жизнь. Вот прислушайтесь.
Шумит, волнуясь, жизни море,
Не уставая никогда.
И черной тучей злое горе
Висит над нами иногда.
И меркнет радости светило,
В душе унынье и тоска:
Сжимает сердце злобной силой
Беды тяжелая рука.
В минуту скорби и томленья
Спешу я к Деве Пресвятой.
И пред иконой в умиленьи
Склонюсь с горячею мольбой.
Большинство страниц ее “оды” примерно в том же духе. Вирши легкие и светлые, как утренняя зорька. Правда, режет глаз старославянский знак ер (ъ). Но вспомним, что букварем для нашей героини служил все-таки псалтырь, которому от роду поболе будет, чем нынче бабе Даше.
Последние стихи Дарьи Федоровны датированы началом девяностых годов. Много испытаний свалилось на ее голову в то время. Смерть детей, пусть даже совсем–совсем взрослых, - что может быть горше…
Так уж случилось, что из шестерых осталась в живых только Валя – Валентина Витальевна Пархоменко. Когда-то судьба ее благополучно забросила в Прибалтику, но счастье вечным не бывает. В 35 лет осталась вдовой с двумя сынами на руках. Вырастила, выучила, не сломилась под невзгодами. В последние годы заведовала тем самым Приютненским загсом, где когда-то счастливо бракосочетались ее родители. Сейчас уже на пенсии.
А нынешней весной вдруг занемог младший сын Дарьи Федоровны – Федя. Валентина, бросив квартиру, примчалась ухаживать за ним. Еще один удар постиг тетку Дарью – умер ее младшенький.
Дочка хотела забрать мать к себе, но та уговорила ее:
- Девять дней Феде отметим, потом.
Потом закапризничала, упросила до 40 поминальных дней подождать. И вот уж третий месяц пошел, а уговорить старушку на переезд в квартиру со всеми удобствами никак не удается. Говорит, там и поболтать не с кем: из подружек уж никого, пожалуй, и не осталось.
Умерла бабушка Даша, чуть-чуть не дожив до своего 100-летия. Но свой век она все же успела воспеть – в той самой тетрадке чистых и искренних стихов.
