В июне 41-го кубанский паренек Алексей Шульга дослуживал срочную. И нельзя сказать, что войны не ждали - в последние предвоенные месяцы учения следовали одно за другим, и все же пришла она неожиданно.

Военная специальность Алексея была понтонер. Их батальон наводил мосты и переправы, по которым потом шли наши войска, громыхали танки, продвигалась тяжелая артиллерия. Сколько за войну их было построено, взорвано и опять построено, точно не скажет никто. Смерть каждую минуту смотрела с небес, ведь первым делом немецкие летчики старались уничтожить именно переправы через реки.

Забегая вперед скажу, что за всю службу А. Шульга не был ни разу ранен. Может, потому, что, как говорят, рыжим везет, а может, просто судьба сжалилась над пареньком, которому с детства довелось хлебнуть немало лиха – сиротой ведь рос. От опасности Алексей никогда не прятался: два ордена на груди и несколько боевых медалей - тому свидетели.
Военные дороги его пролегли через родную Кубань, а еще Северный Кавказ довелось освобождать: Грозный, Моздок, Георгиевск, Минводы. В Невинномысске около шерстомойной фабрики мост строили, а потом погнали наши немца по всей России да заграницам. В Гомеле погиб его дружок, с которым столько раз уходили от верной смерти. Восемь человек их было в отделении, а все словно братья родные, так срослись душами, что смерть эту, казалось, пережить будет невозможно. А потом еще трое ребят полегли в Польше…

Алексей Григорьевич в свои 87 лет прекрасно помнит названия городов, рек, деревень, фамилии многих солдат, не говоря уж о командирах. И постоянно сравнивает те суровые времена с нашими днями. Вот, скажем, кухня – ну как сейчас солдаты могут недоедать, если даже в войну бойцы не оставались голодными, какая организация и дисциплина были! Или дедовщина: неужто и впрямь нельзя с ней справиться? Да не хочет никто, вот и все, кому-то на руку этот беспредел. Думаете, на войне самодуров не было? Были, и немало.
- Наш командир батальона подполковник Масиков душа-человек был, - рассказывает А. Шульга, - потому и порядок, потому и за Родину, и друг за друга стеной стояли.
Как-то, рассказывает Алексей Григорьевич, во время строительства моста солдат уронил в реку топор – а холодно было, заморозки как раз. Командир взвода Новиков, узрев такую его оплошность, пришел в ярость.
- Ныряй, - орет, - доставай инструмент, а то пристрелю.
И давай застежку на кобуре рвать. Солдат, даром что и холодрыга, поспешил с раздеванием: кому ж под пулю охота. И вдруг откуда ни возьмись комбат нагрянул. С комвзводом отдельно о чем-то побеседовал, потом построил всех и говорит:
- Если еще подобные угрозы будут – приказываю докладывать лично мне.
И с тех пор словно бабка пошептала, стал командир взвода такой вежливый, такой уравновешенный!
- Комбат – да он нам как отец родной был, – говорит ветеран.
А еще довелось ему свидеться с маршалом Рокоссовским. На Буге это было. Случился на переправе затор. Столько транспорта скопилось, машины в грязи как жуки копошатся, десятки раненых с передовой, бестолковая суета, дождь, холод, народ все прибывает, а шансов перебраться на другой берег все меньше. И вот тебе появляется маршальский броневик. А Константин Константинович - он же ведь простой был человек и изъяснялся по-простому, очень доходчиво.

Первым делом потребовал найти ему палку. Нашли. Ох, как пошел он ею молотить направо и налево, не разбирая - солдаты, офицеры ли, да при этом еще чисто по-русски приговаривал, кому и куда идти. После такого «благословения» не то что лейтенанты, а и полковники наравне с рядовыми полезли по колено в грязь, плечами, руками, горбами вытолкали застрявшие машины.

- Пошло движение, всю ночь работала переправа, а к рассвету мы мост развели, паромы под деревьями спрятали, - рассказывает А. Шульга, - только управились, вот тебе налетают немецкие истребители. Если бы не разбушевался Рокоссовский, страшно подумать, сколько людей полегло бы! Так что те, кто палки отведал, обиду таили недолго.
Гордится ветеран своим самым серьезным за всю войну объектом – мостом на Висле протяженностью 517 метров и грузоподъемностью за 40 тонн. Три недели в январские холода круглые сутки пыхтел копер, забивая десятиметровые сваи, передремать удавалось разве что на ходу. Наконец, торжественный момент – по нему пошли первые танки.
А дальше уже каждый шаг – победный, радость окончания войны витала в воздухе, и силы, и дух боевой удваивались. Довелось солдату Шульге даже во дворце последнего русского царя Николая Второго несколько дней пожить – в Потсдаме. А Победу они праздновали уже с 7 мая.

- Помню, подъехал какой-то генерал, - рассказывает ветеран, - остановился. Командир роты нас построил. Генерал сияет, улыбается, всё, говорит, братцы, наши встретились с союзниками. Ой, как стали мы его качать – на руках носили, сто раз в небо бросали. Он и просился, и грозил, и требовал, чтоб отпустили, а мы от радости не подчиняемся ни в какую...
А с союзниками и вовсе скандальная история вышла. Американцы были большие любители фотографироваться – на фоне разрушенных зданий, вражеских танков, даже местных жителей всех подряд щелкали. А однажды кто-то бросил в сторону русских солдат ящик рассыпных сигарет. Наши, понятное дело, попадали на землю - собирать. Фотограф знай объектив наводит.
- Мы курево собрали, - говорит А. Шульга, - и потом только задумались, для чего же его разбросали. Выходит, нас унизить.
В общем, так же дружно бросились на американцев, как и на их сигареты. Начистили им физиономии, аппаратуру отняли. На другой день приезжает в роту американец с сопровождением - тот, которому больше всех досталось. Наши, конечно, тут же поникли головой: сейчас начнется разбирательство. Но фотограф, оказывается, привез ящик вина, хотел выкупить у них пленку. Мол, за нее он может заработать большие деньги. А какая пленка – если и фотоаппарат на мелкие кусочки разбили. В общем, мировую выпили, побратались, на том и распрощались.

…Домой солдат вернулся только летом 1946-го. В кубанской станице Баракаевской у него была невеста по переписке – дивчина на пять лет его моложе. Всю войну ей стихи сочинял, они до сих пор не выцвели еще в записной книжке. А она, между прочим, не только с ним одним переписывалась, было дело: снег, вьюга, почтальон еле добралась до ее улицы, чтобы вручить сразу … 12 солдатских треугольников. Как-то раз запуталась Нюра и чужое письмо в его конверт вложила. Алексей пообещал: «После войны приеду – разберусь». Пришел, разобрался. По осени бриллиантовую свадьбу справлять будут. Из двенадцати кавалеров выбрала она рыжего паренька-сироту.
- Я же говорил, что везучий, - смеется Алексей Григорьевич.
Только он давно уже не рыжий, а совсем седой. В их домике на окраине Дивного редко бывает тишина – и внукам, и другим гостям здесь рады всегда. Живут старики вместе с дочкой Татьяной – она работает в Дивном стоматологом, но для родителей является семейным врачом. И, считает, это слишком малая плата за то, что их поколение сделало для всех нас в те грозные сороковые.

Источник: "Ставропольская правда", 6 мая 2006г.